Тихий полдень 3 апреля 1768 года в одном из парижских предместий был нарушен истошными воплями — по улице бежала полуодетая, избитая и перепуганная женщина, вовсю проклиная распутников-аристократов. Виновника ее потрясения обнаружить было нетрудно — уже известный и в светских гостиных, и в полицейских участках развратный маркиз де Сад, который и в это священное для христиан утро праздника Пасхи остановил на площади Виктуар Розу Келлер, даму неопределенных занятий, отвез ее в фиакре на свою виллу и там, удовлетворяя жестокие и странные желания, избил женщину плеткой-семихвосткой с узелками на конце, а затем запер ее, так что лишь чудом удалось несчастной выпрыгнуть из окна... Не первая и, увы, не последняя подобная история, приключившаяся с этим зловещим маркизом, чье имя дало название одному из стойких извращений человеческой психики — садизму, ощущению удовольствия от страданий, которые причиняешь другому, — и чьи судьба и творчество (ибо маркиз де Сад был не только "практиком", но и теоретиком, писателем и философом, обосновавшим свою модель поведения) по сей день заставляют размышлять о многом.

Он родился в Париже в семье графа де Сада, бывшего, между прочим, некоторое время послом в России, и фрейлины принцессы де Конде. Есть сведения о том, что в детстве и ранней юности он немало испытал от высокомерия своего сверстника — наследного принца, что им владела глубокая, непримиримая ненависть к матери. В 14 лет мы видим его уже воспитанником кавалерийского училища, в 15 лет — младшим лейтенантом Королевского пехотного полка, а в 1756—1763 годах — активным участником Семилетней войны, получившим в 1759 году звание капитана кавалерии. Выйдя в 1763 году в отставку, Сад, с благословения самого Людовика XV и всей королевской фамилии, женится на мадемуазель де Монтрей — старшей дочери президента налоговой палаты. Однако менее чем через полгода после свадьбы знатного молодожена на 15 суток заключают в башню замка Венсен за скандальное поведение в доме свиданий.

Вскоре де Сад занимает в бургундском парламенте место королевского генерального наместника в провинциях Брессе, Бюже и других, принадлежавшее ранее его отцу, а после смерти родителя вступает в сениориальное владение различными землями.

После случая с Розой Келлер маркиза снова лишают свободы, но проходит чуть более месяца, и де Сад получает помилование от короля, отделываясь лишь 100 луидорами штрафа. В 1770 году маркиз возвращается на военную службу, однако вскоре в чине полковника окончательно уходит в отставку, и вот уже 15 января 1772 года рассылает приглашения местным дворянам прибыть в его родовое поместье Лакост на премьеру собственной комедии...

Но столь трогательно-благопристойное времяпрепровождение, — несмотря на самую искреннюю и постоянную привязанность к театральным зрелищам, — никак не могло удовлетворить неудержимую натуру маркиза, в которой трудно было отделить распущенность, свойственную французской аристократии предреволюционных лет (см.очерк "Опасные связи" — роман о нравах французской аристократии"), от прогрессирующей патологии психики.

Двадцать седьмого июня того же года в Марселе в 10 часов утра маркиз де Сад, "человек, — следуя описаниям полицейского протокола, — прекрасно сложенный, с решительным выражением лица, одетый в серо-голубой фрак, жилет и розовые панталоны, со шпагой, охотничьим ножом и тростью в руке", вместе со своим лакеем Латуром посетил на дому трех девиц легкого поведения и предался с ними "активной и пассивной флагелляции" (бичеванию), извращенному сексу и угощал девиц возбуждающими конфетами. На следующий день подобный визит был нанесен еще одной проститутке, а 1 июля все четыре красотки, испытывая боли в желудке, подали жалобу на отравление и на половую агрессию де Сада и его слуги.

Последствия "марсельского дела" оказались самыми громкими. Именно тогда, по-видимому, пошли разговоры не только о сексуальных причудах маркиза, но и об убийствах, о костях, зарытых в садах его роскошных замков, даже — о людоедстве этого нового Дракулы. Решением королевского прокурора в Марселе маркиз де Сад и его слуга Латур присуждены к публичному покаянию на паперти кафедральногоб собора, за чем в приговоре следовало: "отрубить де Саду голову на эшафоте, а помянутого Латура повесить на виселице". Но поскольку обвиняемые за несколько дней до суда предусмотрительно исчезли, приговор был объявлен заочно, и после символической казни чучела обоих преступников сожгли на глазах у народа, ликующего при зрелище справедливого возмездия.

Однако безумства маркиза не прекращаются. Он похищает девушек, соблазняет горничных, заводит любовниц среди актрис и добропорядочных дам. В феврале 1777 года его снова помещают в Венсенский замок (смертный приговор был отменен), а в 1782-м переводят в Бастилию. Здесь, как и в Венсенском замке, он много и быстро пишет (так, в 1785 году за 37 дней заканчивает роман "120 дней Содома, или Школа разврата", — рулон бумаги длиною в 20 метров; в 1787 году за 15 дней — повесть "Несчастная судьба добродетели"; в 1788-м за неделю — новеллу "Эжени де Франваль").

Второго июля 1789 года он кричит из окна своей тюрьмы, что в Бастилии убивают заключенных, немало содействуя этим росту народного возмущения. А через два дня де Сада переводят в психиатрическую лечебницу Шарпантон.

Революция освобождает де Сада. В 1791 году он публикует роман "Жюстина, или Несчастная судьба добродетели" (2-я редакция), осенью того же года в "Театре Мольера" ставится его драма "Граф Окстиерн, или Последствия распутства", с восторгом встреченная публикой, — ведь речь идет о развращенности высших слоев общества, ненавидимых и презираемых революционным народом. Гражданин Сад (а как же иначе! В духе времени он уже отказался от титула) продолжает выступать с чтением или постановками своих пьес, публикацией повестей, романов, сказок, разоблачающих аморализм аристократов. Самый аморальный из них выступает в роли обличителя! Более того, с конца 1790 года он состоит в якобинской секции Пик (Вандомская площадь), назначается сначала комиссаром по формированию кавалерии, затем — членом административной Больничной ассамблеи, проверяющей состояние медицинских стационаров, пишет политические труды (отчеты, предложения, доклады). Наконец, 13 апреля 1793 года Сад становится присяжным революционного трибунала, а затем председателем секции Пик — и есть свидетельства о том, что ему претила жестокость робеспьеровского террора.

В декабре 1793 года он снова попадает в заключение. Вот беспристрастный словесный портрет Сада этого времени, запечатленный в строках тюремного протокола: "...рост 5 футов 2 дюйма, нос средних размеров, рот небольшой, подбородок круглый, волосы пепельные, лицо овальное, глаза светло-голубые".

Термидорианский переворот вернул ему свободу, возможность печататься (в 1795 году выходит его сборник эссе "Философия в будуаре", в 1797 — "Новая Жюстина, или Несчастная судьба добродетели, с Приложением истории Жюльетты, ее сестры", 3-я редакция). Конец 1790-х годов он проводит в жестокой нужде, распродавая имущество, живет со своей последней подругой чуть ли не на чердаках, участвует в театральных представлениях, получая по 40 су за день — и тем не менее в июле 1800 го-да дерзает выпустить памфлет, направленный против Жозефины Богарне, Бонапарта и его окружения. И до того враждебно относившийся к творчеству и философии Сада Наполеон приказывает взять писателя под негласный надзор, и в 1801 году его арестуют как автора 3-ей редакции "Жюстины" — "самого ужасного из всех непристойных романов". Через два года Сада переводят в Шарпантон, в уже знакомую ему клинику для душевнобольных, где он проявляет себя активным режиссером, автором, постановщиком, актером, а если надо, то и суфлером многочисленных больничных спектаклей (благо директор учреждения считал их целебными) — и в то же время самым беспокойным пациентом, "циником и пьяницей", "предметом всеобщего презрения", как писал в своем донесении главный врач больницы, умоляя и требуя перевода де Сада в тюрьму, под стражу, уверяя со всей ответственностью: "Он не сумасшедший. Его единственная болезнь — порок".

Умер Сад вечером 2 декабря 1814 года внезапно, — судя по медицинскому заключению, от астматического приступа, — и был предан земле по католическому обряду, неоднократно им осмеянному, на парижском кладбище Сан-Морис. Сам же маркиз в глубочайшем порыве предсмертного самоуничижения завещал зарыть свое тело в лесу так, чтобы "следы могилы вскоре исчезли совершенно", отрекаясь от самых одиозных своих творений и заключая: "Я льщу себя надеждой также, что и имя мое изгладится из памяти людей".

Но маркиза де Сада помнят и по сей день. Его страшные книжки, долгое время находившиеся под запретом, выходят в престижнейшей французской серии "Библиотека "Плеяды", переводятся, читаются и изучаются во всем мире, и множество течений в философии, социологии, психологии, медицине, искусстве признают этого великого грешника одним из своих "отцов".

Современный читатель находит в романах, повестях, эссе, трактатах, пье-сах Сада прежде всего самую яростную критику просветительских идей. Доводя до крайней точки мысли К.А.Гельвеция о "собственном, личном интересе" как "перводвижителе человеческого поведения", насмехаясь над гуманистически-прекраснодушными представлениями об изначальной добродетельности человеческой натуры "незадачливого философа" Ш.Л.Монтескье и других просветителей, Сад утверждал не только наличие, но и необходимость торжества зла во имя наслаждения жизнью наиболее сильных, прекрасных и безжалостных представителей людской породы. Истинной причиной такой "войны всех против всех" Сад называет то обстоятельство, что в определенных местах иногда скапливается "слишком много народу", а одна из его героинь уточняет, что на свете слишком много бедных людей, и природа будет только благодарна, если время от времени "пропалывать" этот "сад божий". И в результате романы Сада, в которых так тяжеловесно, болезненно, причудливо и неправдоподобно смешались кровь, ужас, эротические фантазии, предсмертные стоны, человеческие экскременты и сладострастие, превратились в своеобразную антиутопию господства "сильных" людей, презирающих условности человеческого общежития, жалость и сострадание, объединенных в новую расу — "Общество друзей преступления".

Трудно не заметить при этом, что все злодеи Сада — люди богатые или властные: денежные мешки, дорогие проститутки, церковные иерархи, вельможи, монархи.

Вселенский бунт маркиза де Сада потряс немало действительно ложных кумиров и новых, просветительских предрассудков, показав сложность и неоднозначность человеческой натуры, относительность добра и зла — и в то же время дал нам важные предостережения. Прежде всего от жизни без нравственного абсолюта — назовем ли мы его богом, категорическим императивом или этическим кодексом цивилизованного человека, от преувеличения роли биологического начала, от опасности тотального нигилизма, от жизни без соизмерения себя с "другими", жизни с позиции силы, делящей по своему усмотрению людей на "нужных" и "лишних". Впрочем, результаты следования подобным принципам, с такой сокрушительной силой обнаруженные в середине ХХ века расцветом и крахом фашизма, уже в XVIII столетии достаточно убедительно показала трагическая и безумная жизнь самого маркиза де Сада.

Чудовищно гротескные образы Сада имели, однако, источником не только порочную фантазию их автора, но и вполне реальные, легко узнаваемые и даже изысканные прототипы в аристократическом обществе Франции конца XVIII столетия, о чем убедительно и ярко рассказал один из трезвейших умов века Просвещения, старший современник и соотечественник Сада — Шодерло де Лакло.

Статья из энциклопедического справочника
"Исторический лексикон. XVIII век."
М.: Знание, Владос. 1996.